ДРУГИЕ 1/2006




Александр Лаврентьев (Москва).

ГРАФИКА ВИЗУАЛЬНОЙ ПОЭЗИИ
В ТВОРЧЕСТВЕ ВАРВАРЫ СТЕПАНОВОЙ


          Среди участников выставок экспериментально-аналитического направления в советском искусстве 20-х годов имя Варвары Федоровны Степановой впервые появляется в 1919 году. 9 февраля 1919 года в Москве, в здании Музея Изобразительного Искусства открылась V Государственная выставка картин. Вместе с живописными работами — пейзажами, портретами, натюрмортами, деревянными скульптурами на этой выставке были показаны и не совсем обычные работы. Композиции В. Кандинского 1913 — 1917 гг., рельефы И. Клюна, составленные из различных материалов, «беспредметные композиции проектированных и окрашенных плоскостей» А. Родченко и, наконец, работы Степановой. В каталоге выставки они числятся как «4 цветописных графики книги «Ртны хомле». Впервые в истории художественных выставок были показаны экспонаты такого жанра, как визуальная поэзия.
          Такое явление не случайно. Для искусства 20-х годов характерно расширение тематики художественных экспериментов. Точно также, однажды, на художественной выставке (X Государственной выставке, выставке «ОБМОХУ» [Общества молодых художников] и других) появились конструкции и проекты конструкций — казалось бы, чисто технические объекты. Конструкция становилась важным средством выразительности в новой, формирующейся сфере творчества — дизайне. Но перед этим она должна была как бы обрести права художественного средства, став экспонатом художественной выставки.
          Для Варвары Степановой работа над синтезом живописно-графического и словесного материала стала одной из основных тем творчества. Оформляя журналы и книги, плакаты и рекламу в 30-е, 40-е годы, Степанова будет как бы проектировать процесс одновременного восприятия композиции печатного листа и текстового сообщения. Степанова станет одним из крупных мастеров режиссуры книги — она сможет управлять погружением человека в мир печатной информации, зрительно организованной с помощью графических акцентов, трансформации плоскости, цвета и размера u1096 шрифта. В этих работах ранние эксперименты 1918 — 20 годов найдут свое естественное и логическое применение. Полиграфическое искусство, использовав эксперименты Степановой, обогатится еще одним средством выразительности...
          В визуальной поэзии Степановой слиты как бы две стороны: отвлеченная графическая композиция и мелодичный перебор звуков, таких же условных, как графическая форма и цвет. Поэзия как средство общения была не нова для Степановой. Она писала удивительные стихи в 1914 — 1915 году, но эти стихи были адресованы только одному человеку — Александру Родченко, и никто кроме него их не читал. В конце 10-х годов Степанова вновь занялась поэзией, но уже иного типа. Это было скорее исследование словесного и звукового материала с целью уловить закономерности восприятия отдельных звуковых сочетаний человеком. В этом исследовании огромную роль играл импульс, полученный Степановой от художницы Ольги Розановой, также писавшей в 1916 — 1917 гг. беспредметные стихи, пробовавшей различные комбинации гласных и согласных звуков для достижения выразительной фактуры звучания, для передачи настроения через как бы осязаемые слова. Розанова представляла себе развитие беспредметной поэзии еще в жанре литературы, подобно тому, как это делал ее супруг, поэт Алексей Кручёных. Его известное «Дыр бул щыл», как единственное в свое время стихотворение, не нуждающееся в переводе, было напечатано в поэтическом сборнике вполне обычным типографским набором.
          В футуристических книгах В. Каменского или И. Зданевича перестраивался организм книги. Книга монтировалась из разномасштабных элементов типографской кассы — букв, виньеток, плашек, включая и афишные гарнитуры. Вместо бумаги в одной из своих книг В. Каменский использовал обои, которые служили как бы иллюстрациями к шрифтовым композициям на странице. А. Кручёных прибегал к различным необычным для книги техникам печати — гектографу, линогравюре, коллажу, литографии по другим причинам. Ему как поэту и писателю хотелось как можно быстрее выпустить свое слово в печать, неважно даже, что тираж такого издания был невелик, а иллюстрации раскрашивались от руки акварелью.
          В книгах Кручёных можно увидеть и попытки синтеза слова и графики. В 1916 году О. Розанова оформляла литографические издания стихов А. Кручёных и В. Хлебникова и включала написанный от руки текст в композицию страницы. Степанова делает следующий шаг — она превращает визуальную поэзию в новый самостоятельный вид зрительного творчества, выставляемый наряду с живописью, графикой и скульптурой. Степанова показывает визуальную поэзию в форме, разъятой на отдельные страницы и расклеенной на щитах книги. Причем Степанова показывает не одну, а несколько серий, объединенных названием книги, ее поэтическим строем, а так же способом подачи букв и форм. Новизна метода Степановой кроется в том, что она стремится соединить фактуру звучания текста с фактурой его написания. Звучание стиха то грубое, как необработанный природный материал («Шух таз хкон»), то плавное, как дыхание ветра («Фианта чиол»), то импульсивное («Афта юр инка//наир прази//тавеньо лирка//таюз фаи//о мали тотти//оле маяфт//изва леатти//ифта лиярт»). Характер форм графически передает это настроение. Через фактуру написания человек ощущает тембр и определенную скорость речи. Кажущееся звучание, возникающее в процессе зрительного восприятия, дает длительность и временное развитие графике. Таким образом, графика обретает время и движение как не использовавшиеся ранее средства выразительности. Это движение не иллюзорно-композиционное, а движение как бы реальное, движение мысли, следящей за восприятием знакового сообщения.
          Большую роль в работах Степановой играет цвет. Можно даже говорить о цветофактурном образе текста. Цвет — то холодный, уходящий вглубь страницы, то яркий, горящий, вырывающийся из поверхности листа. Холодные оттенки находятся в постоянной борьбе с теплыми, подобно тому, как в стихах Степановой происходит борьба согласных и гласных звуков.
          «Новое движение беспредметного стиха как звука и буквы связываю с живописным восприятием, которое вливает новое живое зрительное впечатление в звук стиха. Разрывая через живописную графику мертвую монотонность слитых печатных букв, иду к новому виду творчества. С другой стороны, воспроизводя живописной графикой беспредметную поэзию двух книг «Зигра ар» и «Ртны хомле», я ввожу в живопись графики звук как новое качество, увеличивая этим ее (графики) количественные возможности».
          Такова программная концепция Степановой, относящаяся к рассматриваемым работам. Эта концепция была впервые опубликована в каталоге X Государственной выставки, называвшейся «Беспредметное творчество и супрематизм». На эту выставку, помимо визуальной поэзии, линогравюр, живописи с изображением схематичных человеческих фигур, Степанова представила и ряд лозунгов, текст которых был частично взят из газеты «Искусство Коммуны»:

          «Будущее — единственная наша цель»

          «Пролетарий — творец будущего, а не наследник прошлого»

          «Стройте авангард революционного пролетарского искусства!»

          «Товарищи, несите ваши молоты, чтобы выковать новое слово!»

          Лозунги были написаны от руки и состояли из геометрических форм, цветовых пятен и надписей. Перебивы интонации, ударения были воспроизведены графически — через размер и цвет букв. Всеобщий, призывный характер текста был выражен в виде отвлеченного цветового построения.
          Интересны эксперименты Степановой в области создания нового образа книги. Иногда она использует газетную бумагу как фон для рукописного издания своих стихов. В другом случае печатает стихи на машинке. Пишущая машинка — типичный инструмент литератора — для Степановой превращается в инструмент художественно-графический. Она ищет форму стиха в пространстве листа. Слова собираются в форму треугольника, вытянутого прямоугольника или двух треугольников, стоящих друг над другом. Родченко добавляет к этому несколько линий проведенных цветным карандашом по линейке — и композиция завершена...
          В визуальной поэзии Варвары Степановой причудливо переплелись исследовательские, аналитические тенденции творчества советских художников 20-х годов и чисто эмоциональная сторона творчества. Стремление разъяснить свое творчество, показать его цели и задачи — характерно для многих участников выставок, где показывала свои работы и Степанова. В манифестах, лозунгах, статьях для каталогов Малевич, Родченко, Попова, Татлин и Степанова пытались сформулировать, в чем же состоит новизна предложенных ими на суд зрителя открытий в области искусства. Тем самым они как бы фиксировали свой приоритет на то или иное открытие в области средств художественной выразительности. И все же, искусство даже и для них оставалось далеко не исследованной страной. Им удалось изучить лишь часть территории, на которой через несколько лет начал развиваться советский дизайн — «производственное искусство». Для этой группы художников было несомненно лишь то, что творчество — это всегда познание, эксперимент, открытие. Поэтому у Варвары Степановой были все основания написать в машинописном каталоге выставки 4-х художников, членов ИНХУКА (Института художественной культуры), Кандинского, Родченко, Синезубова и Степановой (выставка открылась в 1920 г., на ней снова были показаны новые примеры визуальной поэзии): «Человек не может жить без чуда. По природе своей он живет полной жизнью лишь тогда, когда изобретает, открывает, производит опыты. Процесс открывания чуда, т. е. непонятного, или разоблачение дает мотив для его духовной деятельности, будь то мышление, работа над каким-либо сооружением или просто организация своей личной жизни. Мы кричим долой эстетику и вкус, правда, оба они достаточно дискредитированы, но это не все, конечно, и одна форма не может быть и не есть содержание искусства — оно еще не открыто.
          Формальный подход, который сейчас ищут в искусстве, есть дань материализму времени. Ведь никто из нас не руководствуется математикой при творчестве. Точное знание еще не создает изобретателя, который силой своего воображения и своих технических умений реально осуществляет свое произведение, изобретение, непонятное.
          Только после совершения факта ученый откроет законы этого изобретения, т. е. его объяснит»…

Статья перепечатана из книги «Экспериментальная поэзия.
Избранные статьи» (Кёнигсберг — Мальборк, 1996).